Всем привет, это Надежда. На связи.
Если и есть в России свой мастер ужаса, так это точно Николай Васильевич Гоголь. И вовсе не потому, что ведьмы, ужасы и прочая паранормальщина; не саспенсом единым, как говорится. Гоголь – это зачастую ужас экзистенциальный, а это будет пострашнее всяких там тесных углов и монстров. Одно из таких произведений – повесть «Шинель».
Началось всё с анекдота про жалкого чиновника, который Гоголь собственно и взял за идею повести. Правда там было ружьё, а не шинель, но – не суть. Прикольно то, что сам Николай Васильевич ещё буквально пару лет назад думал о карьере чиновника. Но ощутив бессмысленность своей затеи, он выбрал путь иной. За что ему отдельное спасибо.
Итак, «Шинель».
Обычнейший чиновник Акакий Акакиевич (что кстати переводится как невинный невинный, ну то есть невиннейший) по фамилии Башмачкин (а здесь уже ирония пошла – чувствуете) служил переписчиком важных бумаг. Искренне служил, получая удовольствие от работы своей, и буквально кайфуя от каждой написанной им буквы, от каждой закорючки. И даже брал работу на дом. При этом, повышения по службе Башмачкин сторонился, на скудное жалование не сетовал. Короче жил на своём месте, чему и рад был вполне. Правда, коллеги Акакия Акакиевича постоянно его троллили. Уж слишком он был сладкой мишенью. Троллили за мягкость, за усердие, за потёртость внешнего вида, за всё.
Лишь изредка Башмачкин возражал что-то косноязычное, что Гоголь перевёл как: «Зачем же так-то, я же брат твой, человек!». И вот оно случилось: старая шинель пришла в негодность. Да так пришла, что починить не взялся даже «чорт» Петрович. И как не противился Акакий, пришлось заказать пошив новой. Страдания усилились: ограничение в количестве стирок, свечей и даже еды, но всё не зря. О чудо: новая шинель была настолько хороша, что это вызвало оживление на службе. Авторитет Башмачкина вылез из-под плинтуса, и его пригласили на ужин с шампанским. И вроде бы вот – всё только начинается, но нет. Это и есть трагический финал. Бежав нахлынувших соблазнов, Акакий Акакиевич ограблен по ночной дороге к дому, оскорблён «очень важным лицом», которое вместо помощи в поисках шинели обливает низшего чина ещё большим унижением, и в итоге без обновки, без средств и без надежды умирает в горячке и разочаровании. Конечно Гоголь не мог вот так вот просто и закончить. Дух Башмачкина теперь бродит неприкаянным привидением по той самой площади и отнимает шинели у всех, кто ему покажется похожим на «очень важное лицо», и список пострадавших, похоже, будет бесконечен.
И вот сижу я и думаю в тишине здесь: ну понятно, критики говорят, что это типичный образ маленького человека, униженного обществом, где сильный по чину подавляет слабого; понятно, что есть что-то библейское в послушании и мученичестве Акакаия, формула типична: любовь – страсть – утрата – гибель души; понятно, что «всё чем ты владеешь – владеет тобой». Но, что имел в виду тогда Фёдор наш Михалыч, когда сказал: – Все мы вышли из гоголевской шинели. А Достоевский бла бла не разводил. Прочла ещё разок самый финал… ещё разок… и тут открылась мне такая мысль: а ведь не случайно призрак Башмачкина стал именно таким, кто отнял шинель у него самого. В копейку же: усатый громила с кулачищем больше головы. Значит Акакий Акакиевич не просто жертва – он был наказан! А вот за что?... Я думаю, за то, что изменил себе. Полюбил он сильно шинель свою, стала она ему дороже призвания своего. Пусть и простенького, но собственного и искреннего. Любовь он предал… и от этого смысл жизни своей потерял. Но это лично моё мнение, вы можете считать иначе, кто ж вам запретит!
Не теряемся – Надежда с вами. Слушайте Открытие, Шорт Скул. В общем, на связи!